Совместный номер. Противостояние (СИ) - Страница 103


К оглавлению

103

Откуда-то сверху возникают руки, и на моё лицо опускают маску. Раздается щелчок и она начинает шумно заполняться кислородом. Веки тяжелеют, в глазах всё растворяется, звуки становятся приглушенными, а потом и вовсе уходят на второй план.

– Я здесь, я буду рядом… – откуда-то отдаленно слышу слова в сером непроглядном тумане, который втягивает меня всё сильнее и сильнее в темный непроглядный кокон.

Я в серой пустыне. Иду и протягиваю руки вперёд. Туман сплошной, не вижу ничего перед собой, и очень хочется пить. Слышу собственный кашель. Появляется горьковатый привкус во рту. Звуки становятся чётче, слышу шорохи, едкие запахи лекарств. Начинаю чувствовать себя, своё тело. Немного открываю глаза, щурясь от света, фокусирую свой взгляд, ищу…

Вот он – Коннор дремлет в кресле, подперев голову кулаком, а рядом со мной стоит медсестра, списывая данные с приборов. Пытаюсь  пошевелиться – больно. Тело затекло, местами его щиплет и колет тысячей невидимых, но остро пронзающих иголок.

Медсестра видит, что я проснулась и подходит ко мне, Коннор услышав суету вокруг меня тоже просыпается. Зовут врача, меня осматривают, выписывают рецепт по процедурам и лекарствам.

– Я же говорил, что ты справишься, детка, ­– тихо шепчет, поглаживая меня по голове и целуя в лоб. Потом я снова дремаю. На следующий день к вечеру уже можно сесть.

Так и проходят дни в больнице ­ – спать, есть, процедуры. На третий день после операции меня выписывают, но на процедуры мне ездить еще месяц.

Пока что занятия я посещаю по скайпу, слушаю удалённо лекции, пишу конспекты. Уже неделя, как я в доме Коннора. У него тренировки, у меня учёба и процедуры. Каждый день у меня перевязки, чтоб правильно разглаживалась кожа. Дальше будет лазер и пара уколов. Днём я хожу в длинной футболке, пока нет Джона, чтоб кожа дышала, а вечером перематываю ноги бинтом.

Вот уже приближается и вторая неделя. Завтра мне нужно ехать домой и появиться в университете. Процедуры теперь будут раз в неделю. Кожа на ногах ещё бордовая, но уже намного красивее, чем была. Ноги болят, но я радуюсь этой боли, всё заживает пусть не совсем идеальной, но вполне красивой и гладкой кожей.

Mariya Sherifovich – Molitva

Вечером, как обычно, жду Коннора с тренировки. Он сам не свой сегодня – молчаливый, серьёзный и задумчивый. Что же его беспокоит? Дождавшись, пока он примет душ, прошу помочь мне с бинтами и перебинтовать ноги.

По ощущениям чувствую, что сегодня он заматывает их туже, чем обычно. Немного неприятно и я морщусь. Но вот последний моток и всё готово.

– Что-то случилось? Это что-то связано с твоим сезоном, к которому ты так готовишься?

Но он не отвечает, просто опускает глаза вниз и молчит, сидя на коленях передо мной. Один резкий взгляд на меня исподлобья и я не успеваю опомниться, как лежу на лопатках, а он ловко нависает сверху. Дыхание перехватывает и я, пораженная его скоростью, слышу свой стук сердца и его тяжёлое дыхание. Кровь начинает бурлить и кипящим потоком разгоняться по телу.

Глаза в глаза, одно на двоих дыхание, скользящая по бедру вверх рука. Он шумно втягивает воздух и, наклонившись, несмело меня целует. Губы робко прикасаются к губам, как-будто он боится чего-то. Ощущая его чувственные прикосновения и ласки, желание тёмной тугой массой поднимается по телу, сосредотачиваясь в животе и тянет, закручиваясь в тугой узел. Я закрываю глаза и от наполняемых меня ощущений стону ему прямо в губы, совсем негромко, но в этот момент он замирает. Его рука больше не движется плавно, она застыла на месте.

Его словно в секунду заменяет кто-то иной. Коннор впивается неистово мне в губы, захватывая и кусая, сжимает пальцами бедро до отметин, прижимается ко мне. Я открываю глаза, а он зажмурился и  держится за меня так жадно, так исступленно.

­– Моя девочка, – он шепчет, как в бреду, - покрывая меня поцелуями. Одежда летит на пол, вещь за вещью. Моя кожа вся в его поцелуях, укусах – страстных, горячих. Завтра она вся будет в отметинах. Мне должно быть больно, но я не чувствую ничего кроме его страстных поцелуев, горячих рук, его жаркого дыхания. Я тону и растворяюсь в нём, полностью и без остатка.

Его толчки новый сильнее предыдущего. Он почти вбивается в меня, с силой, с напором, яростно, как безумный. Что же с тобой  происходит? О чем ты мне не говоришь?

Взгляд блестит и в момент, когда его и меня захлестывает от удовольствия, я на миг вижу то, что он пытался скрыть – эти открытые и обезоруженные глаза полны печали.

Но момент эйфории проходит и снова он закрывается от меня. Закрыв глаза, Коннор обнял меня и прижал мою спину к своей груди. Он размеренно дышит мне в макушку, а мне не спится. Я так и не узнала, что же его гложет.

После тренировки, он везёт меня домой. В дороге он ведёт себя непринуждённо, но хмурые мысли его так и не отпустили.

Вот и моё крыльцо. Он заносит мою сумку в дом, здоровается с мамой и братом и поспешно собирается назад к машине. Да что же, черт возьми, происходит?

– Стой! ­– окликаю его на крыльце, когда он тянется к дверце машины. – Что с тобой происходит? Ты мне сегодня позвонишь?

Он стоит, так и не обернувшись, застыв на месте. Резко развернувшись, он поднимает на меня взгляд, тёмный и почерневший. Странно, он даже не подходит ко мне. Не обнял, не поцеловал. Он даже не хочет со мной попрощаться?

– Не знаю Кирстен, мне нужно собираться, у меня утром самолёт в Лос-Анджелес.

– И ты мне не сказал? Коннор, в чем дело? Что с тобой?

– Я думал Кирс. Над всем думал: над подарком твоей мамы, над нашей жизнью, над всем. – Он отводит взгляд, стараясь не смотреть на меня.

103